Интервью с Карлом Хламкиным, записанное двумя трезвыми людьми на Октоберфест, в Киеве, в погоду, когда очень хочется выпить.

В советские времена прибалты обижались, когда их называли немцами. Связано это с тем, что немцы в досоветской прибалтике были хозяевами, а те народы, которые сейчас выдавливают из прибалтики русских – их рабами.

Но эта историческая справка не имеет отношения к делу. Важно, что в Киеве прошёл Октоберфест – национальный баварский праздник пива, праздник тысячи островов блевоты в океанах пива. Так он проходит в Мюнхене, а у нас всё было тише, кроме пьяного рёва отечественной публики и мычания некоторых немецких гостей, эксцессов не приключилось.

На этом эрзац-Октоберфесте ироничный наблюдатель мог порадоваться всем архетипам, знакомым советскому человеку года с 83-го, с появлением на просторах СССР первых видеомагнитофонов.

Это и немецкий оркестр (все в кожаных шортах и тирольских шляпах с пером, хоть сейчас на съёмки порнофильма), и официантки в париках и блестящих юбках из чёрной клеёнки (туда же, kammera,motor,fantastichs). Литровые кружки пива, журналы для учащихся вспомогательных школ от Burdamoden, с голыми женщинами и звёздами рестлинга, на столах, сами столы и лавки, развёрнутые на поле стадиона «Спартак». Сосиски, сардельки, капуста и прочее – играть музыку перед такой публикой, это нужно быть немцем или фольксдойчем.

Такие фольксдойчи нашлись, их звали Карл Хламкин и Давайзабухаем оркестр.

Восемь мужчин с разными инструментами (много барабанов) и одна девушка (блондинка) с бубном, зажигательная музыка, смесь всего, до чего дотянулись спрятанные под берет уши Хламкина, хриплый голос и до боли родные тексты – тексты про алкоголь и последствия.

Публики как таковой не было, в зал пускали всех, кто может уплатить три доллара за литр хорошего пива. К середине выступления те, кто мог ещё танцевать – танцевали, а остальные рассматривали танцующих, пытаясь сконцентрировать взгляд хоть на чём-то.

После концерта, когда служащие стали выводить засидевшихся в лужах любителей, Хламкин ответил на несколько вопросов, и проявил свой истинный талант.

Хламкин – гений общения, тот самый «бухарь-собеседник» из анекдота*, человек, который через пять минут разговора, даже если это просто формальное интервью, создаёт атмосферу встречи двух друзей детства, просто потерявшихся однажды и на всю жизнь. Маленький человек бомжовского вида, с высоким интеллектом и лёгким характером, с большим оркестром и масштабными планами.

Ироничный, самоироничный, беззлобный весельчак Хламкин говорит правильные вещи, для пущей важности оформляя их в рамки «случай из жизни».

Эстетически, всё, что он делает – это прибалтика, Рига, закопчённые соборы, столовые, пивные с мочёным горохом, хронически охриплые от морского ветра голоса, лёгкий акцент, заграница…

Впрочем – пусть лучше рассказывает сам Карл, у него это прекрасно получается.

- Карл Хламкин – это псевдоним?

Для некоторых людей это псевдоним, для меня это уже такое второе Я. Я уже не ассоциирую себя с той фамилией, что есть в паспорте. Много лет как я Карл Хламкин, литературный герой, который передвигается космополитично по планете. Сегодня это Киев, завтра это Москва, куда занесёт дальше – тёмный лес. Такой, цыганский типаж. Может быть, ближе к Довлатову и, может быть, к… Модильяни. Литературный герой, примерно так.

-В Риге вы группа номер один?

В Риге? В Риге я уже не живу, переехал в Москву, окончательно, думаю, в этом году. Купил под Москвой дом и сейчас получаю российский паспорт. Все дела здесь, нельзя оставлять группу, люди просто разбегутся. Концерты, съёмки в кино и разруливание нового лейбла, который называется «Огнетушитель». Будет издавать пограничную музыку. Это независимый лейбл, который сейчас издал пластинку грузинского трио. Там грузины поют что-то среднее между языческими грузинскими песнопениями и мелодиями из фильма «Мимино». Это сложно представить, вот такие странные компакты, то есть – я один из учередителей, который отвечает за музыкальную часть там.

- Это основные причины переезда?

Ну, в Риге латыши всю сознательную и несознательную жизнь мою говорили, что русским надо жить в России. Я эту тему как-то не очень догонял, но приехал в Москву, Москва это такой перевалочный пункт, она принимает тебя или не принимает. Я после трёх лет, когда жил в Москве и в Минске, я понял, что латыши правы. То есть, Латвия для русских людей, она слишком, может быть, правильная и такая, понятная.

- Это современная Латвия. При Союзе была другая Латвия, «продвинутая», она осталась ещё?

- Я думаю, что осталась, но в Латвии нужно отдыхать, в Латвии работать очень трудно, то есть, если здесь, в России делать концерты и заниматься музыкой, то я пока не скучаю по Латвии. Поеду туда в октябре, там остались знакомые, друзья, пусть там сталось меньше дел, но я поеду по старой памяти. Поеду к Дмитрию Сукретову, посмотрю, как у него там дела. Я так понял, что с моим авантюрным характером мне интереснее жить в России.

- Вы зарабатываете себе на жизнь концертами, музыкой? Никаких подработок и прочего?

- Да, концерты. В этом году была съёмка в фильме, это такой был пятнадцати серийный фильм, где я играю одну из ролей и, возможно, ещё будет музыка как саундтрек. Мне всегда были интересны вещи, которые близки к музыке, кино, почему бы нет. Играю бомжа, который в студии записывает клип, он звукотехник, записывает и бухает. Бухает, бухает, такое… У него отличные уши, он записывает музыкантов, в конечном итоге – умирает. Довольно брутальная ситуация.

- Умирает насильственной смертью?

- Нет, он умирает от употребления алкоголя. Режиссёр фишку понял, и попадание было в точку.

- В творчестве тема алкоголя у вас центральная. А как в жизни?

- В жизни я сейчас взял отпуск, чтобы понять, насколько можно жить без алкоголя. Потому что много возникает дел, которые с алкоголем не стыкуются. Ритм жизни таков, что приходится быть всё время в разговорах каких-то, ну и группа.

Играть на барабанах и горланить в микрофон пьяным – это нереально просто. Если буду бухим – я свалюсь сразу, подведу людей. Поэтому решил попробовать без алкоголя. Интересная тема, вообще, освобождает мозг для других вещей. Но тема алкоголя, образ такого маргинального героя, который путешествует и сочиняет какие-то дурацкие тексты по ходу дела, это не литература, алкогольные хохмы такие, всё это не очень серьёзно, но вот именно эта несерьёзность и есть то, что я мечтал делать в Риге, я хотел найти команду, которая поддерживала бы эту несерьёзность.

Конечно, музыканты, они хотят играть более правильную и более красивую музыку, басисты мечтают играть фанк, дудки мечтают играть джаз, такой классический, может быть, а так – они верят в эту идею и временами это получается.

Вот сегодня для меня, например, было очень приятно сыграть на пивном фестивале, что за люди, как примут, интересно.

- У тебя большая группа. Долго собирал музыкантов?

- В начале долго, потому что люди просто отказывались играть, два года назад это были выступления в таком совершенно пьяном угаре, в некоторых клубах я просто спал на сцене. Совмещал сон на сцене и выступления. Клубы, они вообще отказывались работать, такая ситуация, конечно. Можно было продолжать, но интереснее придумывать всякие такие фишки, поэтому алкоголь это… Может быть, я вернусь к этой теме, но не сегодня.

- Ты рассматриваешь алкоголь как горючее, или как посредника для общения с тем местом, откуда всё берётся, всё творчество?

Как адреналин, который помогает от усталости. Как горючее. Хотя, это иллюзия, конечно, я понимаю, что я отдаю деньги крупным корпорациям по производству алкоголя, вношу вклад в их развитие, в производство. Если эту тему развивать – беднею я, и богатеют компании. Зависимость от корпораций, которые меня подсаживают на эту тему. Думаю, если вернусь к алкоголю, то начну гнать самогон. У меня есть небольшой сад с яблоками, так что когда мне будет уже лет сорок пять, обзаведусь литературой, аппаратурой и начну. На первое время – угощать друзей, а потом можно и плодовоягодное вино «Хламкин»…

- Ты относишь себя в музыке к Западу или к Востоку?

- Скорее к западу, потому что мне нравится музыкальные проекты французские, английские или бельгийские, это центр Европы и музыканты со всех стран собираются. Могут быть откуда угодно, но ритм-секция обычно африканская, она лучшая, цыгане откуда-нибудь из Румынии, путешествуют, есть такие проекты, на самом деле это чёрт знает что. Если обозначить некоторую музыку - «это шансон» или - «это рок», никогда ни к чему не ведёт такой подход. А западный подход – это совмещение различных стилей, может быть музыка, основанная на цыганской традиции, африканская музыка смешивается с русской музыкой, и всё это вместе, получается жуткая этническая смесь, эта ситуация как раз может быть то, что надо. У нас в группе люди из Татарии, из Нижнего Новгорода, из Москвы. Вот это вот, общность городов, и непривязанность к одной культуре – это похоже на западный подход.

- Почему из Риги никого не вытянул?

-Из Риги невозможно никого вытянуть, Рига, она сама притягивает, вот это вот, внешнее спокойствие и буржуазность, но из Риги очень трудно выехать, из Риги, если я приезжаю на время больше трёх недель – то всё.

Ну, как это можно приехать в Москву, выйти из поезда и … ускорить шаг?

Рига – это такая тихая медитация. Обходишь город, там под нос себе «раз, раз, раз…»

На самом деле – это очень другая ментальность, латышей и русских, это на самом деле так.

- Кто ваша аудитория?

-Ну, во-первых, это, наверно, пьющая интеллигенция. Это могут быть болельщики Спартака, люди на мотоциклах, архитекторы, дизайнеры, случайные могут быть люди, которые пришли в клуб… По формату это может быть Клуб ОГИ. В ОГИ мы всегда играем с радостью и знаем, что там всё будет очень здорово.

Один раз мы играли на Новый год в одном клубе, и людям продавали билеты, кому некуда было пойти, просто, чтобы они встретили Новый год в клубе, совершенно прохожим людям.

Играла Таня Буланова.

Куда мы попали? Что там будет? Люди к нашей музыке были не готовы совершенно.

Я так понял – Значит, труба! Потом начали играть, у них такие глаза, я увидел ужас в глазах! Сидят, после Тани Булановой, русский шансон, вилка там, помидоры, водки – тяп, и вдруг – эти глаза. Они понимают, что играет не шансон, что музыка жёстче, другая. Я начинал, как барабанщик в группах имевших отношение к панку. К панку интеллектуальному. Там, Стренглерс, такого плана. И играть такие жёсткие ритмы нам просто. Но я не хотел бы доводить до полной жёсткости, может быть ямайские корни оставить, вот чак, который есть в гитаре, он подразумевает ямайскую музыку. Не всегда мы играем именно ямайскую, не важно, латышская, русская, ямайская, важно настроение. Я вырос у моря, не хотелось бы делать всё слишком тяжким. Но возможно, следующий альбом будет тяжким.

- Куда вы ездите с концертами?

- Больше по Москве, мы команда, которая не сильно раскручивается. Есть проект, его знают, существуют люди, которые, улыбаясь, покупают компакты, ведут других людей…

Первый альбом, он не прошёл, потому что был слишком хаотичен, потому что не было группы, которая играла бы постоянно. Сейчас это уже похоже на то, что есть команда. Ездим сейчас Москва, Питер, Киев, Донецк.

На самом деле проект не коммерческий, не каждый клуб возьмёт его в свою ротацию клубную. Или радио. Хотя вот радиостанции, допустим, «Радио Шансон», почему-то взял две песни… Клипы не снимаются, и поэтому всё находится в таком, андерграундном состоянии.

-Вы совсем независимые, или работаете с каким–то лейблом?

- Мы работаем с лейблом, на котором выходят пластинки, это «Снегири» и лейбл «Ш2», это как бы «шансон с человеческим лицом». Хотя я не могу сказать, что это шансон. Возможно, когда это всё начиналось, были какие-то ритмы, похоже на шансон, но сейчас это уже зашло в какие-то такие дебри…

Возможно, сейчас запишем соундтрек для кинофильма, это будет совсем другая музыка. И проект всё-таки барабанный, интересуют коренные африканские ритмы, возможно, строить на них будем новую концепцию.

- Вы играете с какими-нибудь московскими музыкантами? Джемсейшены делаете?

-

Джемсейшены не делаем, поскольку московские музыканты, если они хорошие музыканты, они всегда находятся где-то в деле, но вот для альбома участвовали такие люди как Микшер, это «La Comparsa Primera», такая группа, которая играет на барабанах, такою продвинутую латиноамериканскую музыку, около-джазовые музыканты, музыканты близкие по духу, такие люди, которых я нахожу позитивными, может быть, позитивно пьющие люди, которые не будут думать, как бы это нам завернуть покрепче, чтобы кого-то здесь удивить, выебнуться, сделать такой вот эстетский замес.

Прежде всего в группе – это позитив, люди, они приходят сами, «а вот давай мы будем тут играть». Человек подходит по каким-то параметрам, не музыкальным, он может быть такой прикольный человек, он сразу участвует в команде. Много музыкантов не отыграли ещё по двадцать лет, когда уже притупляется чувство свежести восприятия, поэтому проводится такой отбор людей, ищущих в музыке.

-ты сам пишешь слова и музыку?

Скорее, как идейный руководитель. Музыку совместно, и я, как барабанщик, вообще-то не въезжаю что такое музыкальная теория, для меня это очень …

Но я слушал много музыки и могу придумать тему, на которой будет всё разворачиваться. А тексты – они создаются из каких-то фраз, услышанных на улице, в метро, в новостях. В этом альбоме ещё несколько песен Сергея Тимофеева, Рига. Сейчас, конечно, будет это и СКА-шная музыка, и интересно сделать такую, денсовую, ближе к ямайской. Правильно делать всё же на этнической музыке, и правильные проекты они делаются на Африке. К сожалению, мне кажется, что русская музыка, она не основана на ритме, а больше на текстах, текст – он очень важен. Сегодня в машине ехали, шофёр ставил какой-то русский шансон, песня про золотые купола, там, на груди наколоты, образ такой. Вообще…

Я вначале думал, что золотые купола Самарканда, нет, нифига…

Вообще, фразы такие, русский опыт бывалых людей, это да, а музыка как бы нечто уже такое, вторичное.

А западная музыка, конечно, строится на ритме, в этом плане барабанщику это просто интереснее. Голос здесь не вокал, а ближе к читке, к барабанам.

- всё же если вас по сторонам света сориентировать, всё равно получится северо-запад, не смотря на ритмы?

-Может быть, да, но присутствуют всё же южные корни.

- Ты на сцене внешне очень похож на Шевчука, ДДТ, это не мешает?

-

На Шевчука? Мне говорили – на Розенбаума. Нет, нет, не Розенбаума, на Шуфутинского! А на Шевчука… Нет, не мешает совершенно. Сейчас борода, она нужна для фильма, там такой типаж, небритый бомжара такой, тяжкий.

- а у тебя был опыт, ну, не бомжевания, так это назовём, путешествия?

- Ну, у меня был опыт бомжовского путешествия, когда уже не важно было, где жить, а важно было, как провести время так, чтобы с кем-то, с какими-то бомжами побухать. То есть, когда я шёл по Москве, с бутылкой водки, мог подойти человек, сказать «О! Привет!», типа: «Я знаю, у тебя есть, здорово, у меня есть десять, у тебя, наверно, есть двадцать». Я даже стал задумываться «Как же так, ты идёшь, подходит такой крендель, типа «Ты - свой». В Москве, там очень тонкие люди, они чувствуют, они знают всё. Там где-то я сидел на Рижском, подходит компания бомжей, у меня были деньги, это было такое сознательное изучение дна, я иду в магазин, покупаю водяру, кладу в рюкзак, они тут же её воруют. «А где водяра? А я не знаю», я иду, покупаю другую, они довольно странные люди, конечно, на самом деле это смешно. Сейчас я, конечно, так делать не буду, но есть что вспомнить, некоторые этапы, я могу сделать некую экскурсию по Москве, как нужно ходить, как находить такие тропинки, чтобы всё было в сторону плюса, я уже знаю некоторые ходы, как в шахматах.

-

-Вопрос для читательниц НАШ: семья, дети, совместное проживание?

-Жена с ребёнком уже приехали в Москву, проблема такая, что жена латышка, и между Латвией и Россией нет договорённостей о свободном перемещении, поэтому она сейчас каждый год ездит делать визу, и это такая нехорошая ситуация, ехать в Ригу, там ждать пять недель визу, потом обратно, на таможне вечно какие-то неприятности, вечно у них чего-то не хватает, а ребёнку 4 года, он участвует уже в концертах. Его прямо с детских лет, когда ему был месяц, носили в такой, как она называется, на лямках... Не с кем было оставить. Мы его возили по всяким концертам, фестивалям, таким всяким рейвам, и он уже так с месяца был в курсе событий. Когда он немножко подрос, ему купили саксофон, я его водил на барабанные всякие шоу, где было офигенно громко, он подходил к барабану и начинал дубасить…

Дети – это такое второе я, можно посмотреть со стороны на себя. Он подходит к барабанам, не парится о том, что это громко, он на сцене чувствует себя дома, лучшие друзья у него музыканты, он играет, Рамиль друг, Олег друг, и он мечтает, сидит и ждёт, когда же будут концерты. ЛЕГО и концерты, это две фишки, которые его интересуют сейчас. Он уже, как дети цирковых артистов… Дети , они уже новое поколение, не советское, уже выросло и в Латвии и в Москве, полная свобода.

Мы ложимся спать, он остаётся в комнате и собирает ЛЕГО, лампа горит, три часа ночи, что-то там собирает. Никто ни в чём не ограничивает. Нас воспитывали по-другому всё-таки, сказали там – Нельзя, значит ничего не поделаешь, нельзя и всё тут. А здесь новое поколение должно быть немножко другим. Надо – на, просил раз сигарету закурить. Три года было ему, жена дала, «хочешь курить – кури». Он закурил – охххххх, после первой затяжки дыхание перехватило, бросил сигарету. Не знаю, правильно ли это, на примере, на опыте, попробовать, что из этого может получится. Всё же, стараемся не идти в сторону каких-то детских вещей, а чтобы человек был творческим, мне кажется, так мир видится более разнообразным. Вот делать журнал – это ведь интересно. Также и с музыкой, заработать денег – не это главное, нужно чтобы было нечто другое, что будет за собой вести. Поэтому мне очень нравится журнал НАШ, захожу в ОГИ, там беру новые номера.

- Ты часто говоришь о новом альбоме, что там будет?

Сейчас меня посещают идеи сделать это как музыку для фильма.

-Несуществующего фильма?

Уже для существующего, здесь как раз, мысль, она становится материальной. Прошлый альбом, он был музыкой для несуществующего фильма, изначально по концепции, это саундтрек для несуществующего фильма, а теперь вдруг возникает существующий фильм, для которого просят сделать музыку. Там будут совершенно дебильные вальсы, на таких странных дудках, когда мы идём в другую сторону, для нас самих это неожиданность. Мы понимаем, что нужно делать песни, они должны быть простые и понятливые, но что-то нас всегда сдерживает, мы понимаем, что нельзя делать куплеты-припевы, надо по-другому

-можешь назвать музыкантов, которые на тебя повлияли?

Могу, в формате мп3,не для звучания, но для информации. Так вот, в мп3, это конечно, Боб Марли – великий человек. При всём том, что он стал как бы, более коммерческим в 70-е, это всё можно понять, как ввязался в шоу-бизнес этот. Всё здесь понятно. Боб Марли – это крутько, конечно.

Том Вэйтс с его непривязанностью к американской ресторанной музыке, особенно в восьмидесяые, альбомы, где участвовал Берроуз, например, еврейские корни, американские, чёрт знает что, этот юморок его, всегда правильный такой, очень серьёзные тексты

Я был недавно на концерте Маклафлина, два месяца назад, он приезжал в Москву. Маклафлин приехал с великим барабанщиком Закиром Хуссейном, и ещё с одним барабанщиком. Маклафлин создал себе, конечно, бренд, он очень типичный человек и великий. Но когда остались два этих барабанщика, я почувствовал выход в пространство. Они брали не техникой, от чего идёт в барабанах – от сложного к простому, человек доходит от техники к паузам, как в театре, умение выдержать паузу, когда один удар – это было вообще, нечто, совершенно нереально.

Потом это Skatalites и вот эта компания, Buena vista social club, музыка не стариков, а фанатов, может быть не фанатов а прикольщиков, Skatalites – это ямайский такой коллектив, музыканты, которые играют уже лет пятьдесят, и ещё Компасси Гольдберг, кубинские музыанты, многие из них по-моему уже там поумирали, а Компасси Гольдберг вытащил их с Кубы, он приехал на Кубу, вытащил этих стариков, и сделал из этого такую волну. Чем они хороши, вот эти два аккорда, или три – этот опыт музыкальный, как они всё это делают, для меня было это такое открытие…

Примерно, это такие люди, которые делают не столько музыку, а знают уже настолько много, что просто дают мудрость. Вот эти мудрые музыканты.

Ну и, конечно, африканские барабаны, это часть жизни, даже когда я теряю, дарю барабаны или их пропиваю, время от времени, ну это было пару раз, всё равно, через некоторое время возникают барабаны, вот мне подарили этот железный барабан на день рождения, то есть, уже такая ситуация, где они возникают сами, чтобы вернуться.

А барабаны… Я начал играть ещё в пионерлагере, в детстве, и так и иду до сих пор.

Вот у меня есть даже такая идея – написать завещание. Завещаю сделать из моей кожи барабан. Мне кажется, очень идея барабанная.

-не получится

- почему?

- Ну, если бы мой отец завещал такое, то я бы пренебрёг волей покойного.

-Но мне интересно, как он будет звучать! Вернёмся к музыке. Сейчас такая волна духовых оркестров, применения дудок в музыке, французская волна или там ямайская, на Кубе. Это такой живяк, живяк, если 90-е прошли под знаком МІDI , МІDI – аппаратуры, электронной музыки, то сейчас – время дудок и этнической музыки. Немножко русский рок, он пошёл на второй план. Это радует.

Для России эта волна, дудки, барабаны – она очень близка. Даже в годы 50-е была дружба с Кубой, дружба с Африкой, Фидель, и этого забывать нельзя, так сложилось. Там есть чему поучиться.

Я играл в чёрной группе в Риге, это совершенно нереально, совершенно другое мышление музыкальное. Не искусственное.

Есть люди, которые не умеют играть на инструментах, но всё равно, они всё время по-другому мыслят.

- что можешь сказать про современный музыкальный андерграунд в России? Есть ли прослойка андерграундных людей, как это было в конце восьмидесятых, когда все друг-друга знали, общались?

- Я делал фестивали в Риге в начале 90-х, время было весёлое, группа друзей, решили сделать фестиваль, зал стоил копейки, друзья приходили играть бесплатно, 200 человек приходило, правильных людей. Никто не считал деньги, это была ситуация андерграунда. Была прослойка людей, которые ходили на концерты, не худшие люди, потом ситуация как-то изменилась, наверное деньги стали влиять. Музыканты заведомо планируют – попадут ли они в формат некоего радио, давление ТВ и радио очень сильно… Стараются соответствовать некоторому стандарту, чтобы попасть в формат, чтобы окупить. «Нужно соответствовать среднему стандарту».

Я не знаю современных русских команд, чтобы хотелось компакт поставить на полку дома. Может, по незнанию, я остаюсь фанатом Мамонова, вот Аукцион, особенно концерт «Птица» – для меня эталон странных текстов и музыкальных идей. И, возможно, концерты живые. Видимо, это медленная старость.

Мне нравится музыка Алексея Айги, такие проекты…

Чаще андерграундные музыканты играют плохо. Если играют плохо, но есть прикольные тексты – это одно дело, но чаще бывает – ни того ни другого. Я в прошлом году отвечал за музыку в клубе, мне приносили компакты, чтобы я из всей массы отбирал. Увы, ничего.

-Нас сейчас выведут отсюда, что скажешь на прощание читателям?

-Читатели, поддерживайте журнал, чтобы он не закрылся, потому что если закроется – будет очень некрасиво.

Что касается музыки, песен и фильмов – всё это есть на сайте самого Хламкина, http://www.hlamkin.com, и здесь, на сайте лейбла Снегири http://www.snegiri.ru/news/event.phtml?id=1102.

Адольфыч

П.С. Обратите внимание – в интервью на дюжину страниц Хламкин не сказал ни про кого ни одного плохого слова.

• - Дама заказала мужчину по вызову.

Пришёл гражданин, выпили, поговорили, дама стала дрейфовать в сторону спальни. Мужчина – в отказ, а на вопрос дамы, какого хуя, ответил:

-Ошибка вышла, хозяйка, диспетчер напутала.

Вам нужен ёбарь-домушник, а я бухарь – собеседник.