РАЗВОДЯЩИЙ

Лихой боевик бывшего лидера ОПГ, а ныне редактора киевского журнала Владимира «Адольфыча»

Нестеренко, - то ли роман, то ли сценарий «Чужая», - стал литературной сенсацией

года и вызвал живой интерес продюсеров Columbia Pictures. Георгий Мхеидзе

побеседовал со своим давним приятелем и LJ-friend’ом Адольфычем о книгах,

тюрьмах и психопатах.

Впервые про человека по имени Владимир Адольфович я услышал (вернее, прочитал)

от своей подруги по Живому Журналу, украинки Маши с австралийским гражданством и

чикагской пропиской. Подробностей уже не упомню, но, кажется, какая-то запись в

Машином дневнике была проиллюстрирована картиной покойного киевского художника

Сергея Хилько, - страшной и впечатляющей ослепительным сиянием яростного

внутреннего безумия. Порасспросив её, я узнал, что хранителем этой и других

работ Хили (как называли его друзья) является некто Вован-Адольфыч, человек и

сам по себе в Киеве известный. Ещё мне запомнилось, что во всех Машиных

замечаниях об Адольфыче сквозила интонация какого-то нервического хихиканья: так

говорят о тех, кого искренне любят, но при этом слегка побаиваются.

Списавшись с Адольфычем, я договорился с первой же оказией доехать до Киева и

поглядеть на полотна Хили собственными глазами. Повод не замедлил представиться:

28 июня 2003 года в клубе «Утюги» на улице Металлистов выступала группа Gogol

Bordello, которую как раз тогда с несколько даже истерическими восторгами

превозносил журнал «Афиша». Мы забились у входа за 5 минут до концерта. Адольфыч

оказался здоровенным дядей с лукаво-оценивающим взглядом и очень убедительной

физиогномикой. Было понятно, что в статусе «крыши» для коммерсантов у этого

человека навряд ли возникали проблемы: когда «пацан» такой внешности попросит у

тебя денег, сочтёшь за благо отдать. Мы отошли за угол, Адольфыч извлёк из

кармана беломорину и произвёл ряд известных манипуляций. Мне вспомнилось, что

слоган его ЖЖ, которым он незадолго до того обзавёлся - «С 1985 года забиваю

чистяком». Ещё я успел заметить, что потаращиться на заезжих панк-звёзд Вова

пришёл в шлёпках на босу ногу. Дальше наступило беспамятство: должен признаться,

что настолько мощного эффекта мне за свою жизнь удавалось добиться считанные

разы. С тем же успехом можно было и не идти на концерт – всё равно ведь ничего

не запомнилось.

На следующее утро я снова увиделся с Володей; на сей раз мы сидели на кухне его

квартиры в киевском Левобережье. Рядом на плите красовался огромный таз варенья.

Оказалось, что вчера Адольфыч вернулся с концерта выпимши, чем вызвал

недовольство жены. Возмущённый Вова, чтобы взять себя в руки и немного

успокоиться, полночи чистил, засыпал сахаром и вываривал ягоды. В результате

этой сублимации наше чаепитие превратилось в пасторальное пиршество: вкуснейшее,

надо сказать, варенье поглощалось ложка за ложкой. Потом мы пошли разглядывать

прислонённые к стенке соседней комнаты работы Хилько, которым сам он дал

жанровое определение «лють» - Гитлера с огнемётом, циркового силача-акробата,

друга, посаженного на кол, дедушку из коммуналки, трупик в гробу со свечкой в

руках. Адольфыч рассказывал, что всем, кто засыпает в одной комнате с картинами

Хили, снятся кошмары. Именно тогда я впервые узнал о трагичном финале судьбы

художника: отрубивший голову собственной матери кухонным секачом, Хиля был

приговорён к психбольнице, но так и не доехал до места заключения, - его

обнаружили мёртвым в камере днепропетровской тюрьмы.

Примерно в это же время я начал читать (и восторженно цитировать всем вокруг)

короткую прозу Адольфыча – яркие, страшные, и всегда очень смешные рассказы про

армейскую службу в Сибири, обиженных коммерсантов, запорожских проституток,

проглоченные в камере таблетки и прочий нехитрый бандитский быт. Кажется, именно

тогда он начал писать «Чужую», - как минимум упоминал, что работает над неким

сценарием, на который сделал большую ставку. Сейчас, когда об успехе книги, к

счастью, можно говорить уже не только в будущем, но и в прошедшем времени,

появилась возможность вынести некоторые накопившиеся к Володе вопросы за рамки

ЖЖ-комментов.

Я слышал, что ты стал писать «Чужую» по совету приятеля, вдохновлённого фильмом

«Бумер». А ещё ты где-то говорил, что большинство произведений 90-х на

криминальную тему рассматривает ситуацию с позиций ментовских, а не бандитских.

Можешь вкратце объяснить, в чём разница между этими подходами? Чем вообще

отличается картина мира у пацана и у мусора?

Я написал «Чужую» именно как киносценарий для Димы Кузина, режиссёра из Москвы (а

ныне Лос-Анжелеса), пожелавшего снять что-то такое настоящее, типа «Бумера»,

только пострашнее. Однако Дима не снял фильм, увлёкся американской темой,

попросил написать сценарий ещё страшнее, - про Ирак, пытки в тюрьме Абу-Граиб.

Чем-то Буш Диму разозлил, пробудил в нём Салтыкова-Щедрина. Я написал, что там

дальше было - не знаю, а «Чужая» осталась неприкаянной, я её выложил в открытый

доступ в интернет.

Разница между мусорским подходом и бандитским состоит в том, что бандиты

понимают свою жизнь как цепочку обстоятельств. А мусор пытается на эту цепочку

обстоятельств подвесить гирю морали (лицемерной, разумеется), и помахивать этой

гирей над повинными головами населения. Пацан - это человек Свободы, хоть и

сидит большую часть жизни в узилище. Мусор же - это человек Порядка (эксплуатации),

хоть и разрушает этот порядок коррупцией (а как же, свой интерес у него ведь

есть!)

Ты упоминал в ЖЖ, что единственной книгой из тех, что передавали тебе в тюрьму,

которую ты вынес на волю, были мамлеевские «Шатуны». Ещё я помню твой восторг от

Ильи Масодова. А какая ещё литература тебя впечатляет? И считаешь ли ты, что для

того, чтобы ярко и интересно писать, нужно много и активно читать?

Да, литература бывает тюремной и не тюремной. Детектив, например - это не

тюремная книга: и так тошно от своих дел, чтобы читать чужие. Ну, обсуждать

творчество Жана Жене не будем, при всех его достоинствах за такую книгу могут и

задать несколько неприятных вопросов. А Мамлеич пойдёт. «Майн кампф» тоже пойдёт

- мир насилия требует и книг насилия. Масодова я начал читать, дошёл до десятой

страницы и бросил. Он, несомненно, талантливый писатель, но я уже стар для того,

чтобы читать чужую шизофрению, - своей полна голова. Не пошёл мне Масодов, и не

пойдёт. Он похож на рокера, обвешанного черепами-костями и в чёрной коже. Если

ставить на то, кто круче, - такой рокер, или персонаж из другого времени, тоже

со скромным черепом на кокарде и в чёрном сукне от Хьюго Босса, - я бы поставил

на второго. Чтобы закончить про Масодова – «он пугает, а мне пугаться лень». Для

того, чтобы писать, читать нужно, но желательно в детстве. Впрочем, здесь кому

как: я себя не могу назвать активным читателем, ни за чем не слежу, и читаю в

основном по рекомендациям знакомых. А литература меня впечатляет хорошая. О чём

там пишут, мне не столь важно, мне интереснее, как.

Считаешь ли ты вслед за Шаламовым, что тюремный опыт – это абсолютное зло, или

всё-таки прав скорей Солженицын, утверждавший, что есть вещи, которым мужчину

надёжнее и лучше всего учит жизнь именно в тюрьме?

Шаламов считал, что абсолютное зло - опыт лагерный, а в тюрьме ему даже

нравилось. Солж же... У него есть сценка в «Архипелаге», как этапируемых

накормили солёной рыбой, и они пили холодную воду, от чего теряли больше калорий,

чем получали от рыбы. Это я вслух зачитал в камере. Давно ещё, в 90-х: тогда

пропускали любые книги, сейчас только религиозные. И мой сокамерник, - на воле

алкоголик и грузчик на рынке, а в зоне (20 лет в общей сложности) мужик, -

сказал: «Фраера дурные. Надо было эту воду на факелах греть». Так и всё у Солжа

- поверхностно, страдания неприспособившихся людей слезы ради. На самом деле не

всё так страшно. Тюрьма учит многому полезному, но, разумеется, берёт за науку

плату. Приобретаешь жизненный опыт и умение выживать назло врагам и Системе а

расплачиваешься иллюзиями, которые делают жизнь намного приятнее, - романтикой,

доверием и прочими нематериальными активами. Теряешь часть души.

Во время последнего «секретного» визита в Москву по приглашению Ad Marginem ты

останавливался у Кузи Гадюкина. Кажется, ты любишь «Братьев Гадюкиных». Есть ли

у тебя вообще какие-то музыкальные приоритеты или, скажем, любимые песни, или ты

не особо обращаешь внимание на то, что играет?

Я люблю не вообще Гадюкиных, а конкретно уважаю Кузьму. За то, что он бросил

двигаться, пишет отличную музыку, и вообще Мастер. Во всём, что делает,

добивается успеха. Что до проживания у него - это был ответный визит. Когда-то в

87-м они приехли в Киев, у меня вписались (люди попросили), и спали на полу.

Теперь жизнь стала лучше: он мне предоставил целый диван. Музыку люблю, но

сейчас уже стал всеяден, могу слушать что угодно (кроме попсы, к которой пока не

преодолел отвращение), лишь бы хорошее и не грузило. А раньше гнал, конечно,

диски собирал: всякий там авангард, Заппа, King Crimson. Из современных певцов

уважаю Андрея Родионова из Москвы, «Окраина» называется его группа.

Правильно ли я помню, что папа твой был главврачом психиатрической клиники? Это

как-то повлияло на твоё отношение к психической аномальности? Проще говоря, стал

бы ты дружить с Хилей или Юрой Рыжим, если бы не усвоил с детства, что психи –

не опасные звери, место которым за решёткой, а такие же как мы, живые и

настоящие люди?

Мой отец работал врачом-психиатром в областной психбольнице под Киевом. Не

главврач - зав.отделением: при совке беспартийных выше не пускали. По старым

понятиям он - земский врач. С психиатрией я был знаком с детства, приезжал к

нему на службу, видел людей. От него же и уяснил, что дурак - он тоже человек,

только не вполне здоровый. По крайней мере не больший зверь, чем обычный человек,

иначе не сидел бы в клетке, а сажал бы. Ну, и мода была до 90-х на всякие

отклонения - хиппи, панки и т.д. А в 90-е уже мода пропала вместе с объектами:

не выживали в атмосфере гражданской войны, не приспосабливались.

У тебя подрастает сын-подросток, который, насколько я помню, уже начал (по

стопам отца) заниматься боксом. Можешь поделиться несколькими правилами жизни,

которые ты бы хотел, чтобы он усвоил?

Да самые обычные правила - не обижай зря и не давай себя в обиду. Слушай старших,

уважай родителей, не ковыряйся в носе. Короче говоря, плохому не учу, жизнь сама

научит.

С первых недель своего существования в ЖЖ виртуал adolfych занимается тем, что

вступает в яростные перебранки со «жлобами» и «пидорами», которые возмущают его

своей жизненной позицией или позволяют себе хамство в отношении него. Ты первым,

кажется, начал забивать стрелки другим юзерам, предлагая им «развиртуализироваться»

и ответить за свои слова не на экране монитора, а глаза в глаза. Вот очень мне

интересно, хоть один человек за эти 4 года нашёл в себе смелость откликнуться на

брошенный вызов?

Это всё ерунда. Никаких стрелок я не забивал, по причине того, что мне с моим

бэкграундом не со всяким ещё и встречаться по масти. А некоторым категориям

граждан стрелки забивать не следует, а следует бить им в бубен при первой

случайной встрече. Пару раз бил, но не на стрелках, а просто так. «Здрасте, я

такой-то». «Такой-то? Очень хорошо!» - и в рыло. На самом деле я человек занятой,

и тусовать с хулиганскими намерениями не могу. Совсем стареньким стану, тогда да.

Сил уже не будет драться, так что буду тихо резать.