Рождественская история
История правдива и во всех деталях описана точно.

Вечером, в канун рождества, одурманеный шишкой и опоенный скотчем, я с трудом шел в праздничной толпе, направляясь то-ли в гости, то-ли из гостей. Отчаянно хотелось сцать. Для справления малой нужды я решил использовать телефонную будку. Забравшись в нее, я полностью отдался долгожданному процессу, с блаженством убеждая себя в том, что сейчас я высцусь раз и навсегда. Но все хорошее рано или поздно заканчивается.

Отряхивая хуй, я стал неторопливо выбираться из будки. Ни с чем не сравнимое состояние покоя сделало меня сентиментальным и я решил оценить ущерб, нанесенный мною коммунальному хозяйству. Ручеек вышел довольно длинный - в несколько метров. Снежинки таяли, опускаясь в клубы пара. В конце потока образовалась лужица. В ней, как в сказочном озере, отражались новогодние витрины, вифлеемская звезда, апельсины в авоське и румяные лица двух милиционеров.

Эти двое неподвижно смотрели себе под ноги, пока их ботинки совсем не залило мочей. Затем згляд одного из великанов медленно заскользил вверх по течению, пока не уткнулся прямо в мой хуй. Затем наши глаза встретились и зловещие исполины, отбрасывая пугающие тени, двинулись в мою сторону. Неоновая вывеска магазина "Остра" за их спинами отчетливо напоминала вывеску бара "Blue Oyster", поблизости кто-то слушал "Village People". Я вдруг с ужасом понял, что обидел двух рослых и мускулистых представителей BD&SM культуры, вооруженных дубинками и наручниками, а возможно даже и плетью.

В попытке спастись я решил наговорить им комплиментов. Широко улыбаясь, я уверенно начал:
 - Меня всегда возбуждали мужчины в униформе. Снежинки, тающие на погонах. Хруст затянутой портупеи и тугие застежки на кобуре. Золотистые пуговки, чуть отвисшие на ниточке. Малиновые лампасы, лопающиеся на пышных чреслах. Пропитанная мужским потом тельняжка с темным ободком грязи в расстегутом воротнике. Пшеничные усы с хрустальными капельками влаги под породистым носом. Лаковый козырек, бросающий загадочную тень на сытое и доброе лицо. Кстати, вам не выдают на зиму теплое латексное белье?

Я ощущал вдохновение, но слова расходовались быстро, а время шло медленно - служители закона оказались хорошими слушателями. На третьей минуте я пообещал купить старшему по званию бесцветную помаду, которую устав возможно и не запрещает, а ему будет как раз к лицу. Сержант задумчиво почесал загривок и сказал:
- Ну залазь.

И я полез в милицейский автомобиль. В отделении все напоминало кадры кинохроники - когда остарбайтеров везут на погибель в битком набитом вагоне для скота. Сходство усиливалось тем, что у многих были с собой теплые вещи, запас еды в виде праздничных покупок, а также золотые зубы. Дежурные сортировали живой товар. Все, у кого были мобильные телефоны (это был кажется 1998 г.) - немедленно отправлялись в обезьянник, где удушались метеоритными газами. Остальные толкались в коридоре, ожидая своей участи. Было много проституток, поэтому было даже не очень скучно и даже не скучно вовсе. Но моя Nokia предательски исполнила "Полет валькирии" и под эти звуки я стоически шагнул в газовую камеру.

Внутри, впрочем, оказалось по-домашнему уютно. В мягком полумраке обезьянника, как на елочной гирлянде, мигали и фосфорецировали разноцветные дисплеи и кнопки телефонов различных моделей. Празднично одетые люди сюсюкали с близкими и пипикали игрушками. Все это было очень необычно и торжественно, но как-то тревожно: в святой вечер силы правопорядка явно намеревались устроить языческий ритуал колядования.
Методично стали появлялись ряженые и называть фамилии колядуемых. Вскоре и меня попросили к столу, на котором лежал православный календарь под плексигласом и стояла кутья в полулитровой баночке. Из рюкзака спиздили сотку денег, из куртки - всю малую гривну, после чего выпустили со словами:
- Cын божий народился. Вы свободны.

На свободе мне снова страшно захотелось сцать. На этот раз я решил укрыться за мусорным баком, стоявшим напротив входа в отделение. Нужно сказать, что вслед за мной был выпущен тип с наружностью хрестоматийного маньяка - прозрачные белые немигающие глаза, оскал острых зубов в синем свете фонаря, плоский затылок на фоне луны. Как только я достал хуй, он ко мне подкрался и мягко спросил:
- Вы не будете против, если я здесь подрочу?
Меня это не порадовало, но сцать я хотел больше, чем спорить, поэтому быстро ответил:
- Пожалуйста, пожалуйста...
И каждый занялся своим делом.

Уже оправляясь, я вдруг заметил, что предательская струя опять приняла опасное направление и неуклонно течет по направлению к уже знакомым ботинкам - те двое, что привезли меня, сейчас курили у входа!

Вдобавок, приблудный онанист стал поглядывать глазами лемура на мой хуй и нацеливать на меня свою скользкую женилку. Дальше медлить было нельзя. Несколькими пинками мне удалось повалить первертора на снег, наскоро пройтись ногами по ебалу и быстро вытолкать из укрытия. В тот момент, когда мусора осознали, что снова стоят в обидной луже, мизкондуктор уже подъезжал к ним, скользя на жопе по небольшой ледяной горке, стеная и охая, но продолжая дрочить и брызгая во все стороны кровью и спермой. А пока я шел в обход, мусора уже брезгливо пшикали на него из газовых баллончиков и старательно вытирали об него обувь. Проходя мимо, я остановился полюбоваться на это представление, напоминающее ярмарочный вертеп с новогодних открыток, и участливо заметил:
- Он там к детям приставал.

По пути домой, я также наблюдал "яко с нами Бог" при большом скоплении верующих возле Владимирского собора. Там я посцал в третий раз и произошло чудо: на меня снизошло состояние благости и я углубился в герменевтику и экзегетику - науки решительно мне неведомые. Усталый мозг вдруг стал оперировать скудными обрывками расхожих библейских фраз с очевидной примесью ереси. Так, к примеру, я понял, что вел себя как нищий духом, когда занапастил чужие сандалии, но ощутил себя вполне зелотом и сикарием, когда навредил римскому сапогу вторично. Я даже простил фарисеям из бестиария все кесарево - все равно оно досталось бы саддукеям из лупанария. Я метал бисер перед свиньями, но избег хананеев и вышел невредим из под руин пятиградия. Падающего я толкнул. Кроме того, я не возжелал жену друга - не хватило денег на такси. И что самое обидное - идя к женщине, я не взял с собой плетку...

Рассуждая примерно таким образом и невнятно декламируя:  "...земной свой путь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу...", я вступил в темный и заснеженный ботанический сад, где внезапно был до смерти напуган бродячим животным и нить мысли потерял. Набожные торговки религиозными сувенирами, все это время следовавшие за мной по пятам и осыпавшие меня проклятиями, забоялись идти за мной в темноту и вернулись обратно.


Зима 1998 или 99 г.