Записки аналитика.
Этюды по этнографии, телепушкинистике и толстовству.


Этнография

Кашу маслом не испортишь. Любого аналитика сразу озадачит эта поговорка, распространенная главным образом среди вечно голодных великороссов. Складывается впечатление, что муки голода заставляют их порой пожирать даже вредоносно жирную отварную крупу, отбросив при этом все опасения, связанные с тем, что от этого можно и вытошнить.

Вообще, среди московитов приняты довольно странные порядки. Как правило, представители этого народа обитают в курной избе, где лазают на полати, заворачиваются в рогожу, едят репу и плетут лапти, время от времени углубляясь в чащу чтобы драть лыко.

После чего пьют горькую и хлебают щи, иногда подтверждая свое человеческое достоинство фразой: - Не пальцем деланы!


Телепушкинистика (TV-Pushking)

Как известно, этот афровеликоросс сочинил слоган для телепередачи "Очевидное невероятное" и погиб в перестрелке, не получив гонорара. Текст у него получился несколько тяжеловесным:

О сколько нам открытий чудных
Готовит просвещенья дух,
И опыт - сын ошибок трудных,
И гений - парадоксов друх...

Очевидно, что все это невероятно сложно для среднего потребителя. Не проще ли было сразу выразиться так:

Опа - сын Оши,
Геня - друх Пори...


Толстовство

"Война и мир". Это популярное произведение патриархально оволошенного писателя с палеонтологически сомнительными надбровными дугами меня разочаровало сразу. Роман, в вычурном издании XIX века, начинался путаной дамской эпистулой на недоступном современному аналитическому уму языке (возможно французском). Заглянув в эпилог, я и там не нашел ответов. Напротив, я уподобился гордому лакедемонянину (привыкшему возвращаться домой как со щитом, так и на щите), который не понимает смысла длинной речи, поскольку забывает ее начало.

С романом "Анна Каренина" дело обстояло несколько проще. Я имел счастье держать в руках западноевропейское издание конца XX века. И хотя оно тоже было исполнено на непонятном аналитику языке (возможно английском), красочная обложка вполне удовлетворяла любопытство. На ней была изображена железнодорожная колея, уходящая за горизонт, на которой был в беспорядке брошен дамский ридикюль.

Прочие, менее значительные произведения и вовсе не оставили следа в моей памяти. Таким образом, один из столпов российской словесности оказался колоссом на глиняных ногах.

Более того, он сам как нельзя ярче охарактеризовал невероятно низкий уровень культурного развития русского народа в одном коротеньком рассказе. Речь идет о весьма сообразительном (с точки зрения классика) мальчишке, который заслужил похвалу учителя, с огромным трудом прочитав собственное имя.

Буквально: хве-и-хви-и-ле-и-ли-и-пе-ок-пок - Фи-ли-пок.

 

1990 г. (кажется, а может и раньше)